– Спасибо, – еле слышно ответила Синтия. Ей хотелось плакать. Как никогда в последнее время. От такого рода тоски наверняка не могла спасти даже стойка на плечах – королева поз. Время шло и шло вперед, приближая разлуку. Синтия представила, как они жмут друг другу на прощание руки, содрогнулась от ужаса и, вдруг решив, что лучше поскорее оставить черную минуту в прошлом, пробормотала:
– Пожалуй, мне пора.
Энтони не ответил. Но весь напрягся – она почувствовала, – помрачнел и снова будто стал старше. Она медленно высвободила руку.
Все, что последовало дальше, происходило словно наполовину во сне. Официант принес счет. Когда Синтия взяла сумочку, Энтони уверенным жестом остановил ее и сказал, что заплатит сам. Она попыталась возразить, но он был непреклонен. Вокруг о чем-то толковали, спорили, над чем-то смеялись другие посетители. Направляясь к выходу, Синтия переводила рассеянный взгляд с одного посетителя на другого и гадала, есть ли среди них хоть один по-настоящему счастливый.
– Тебя подвезти? – спросил Энтони, когда они вышли в сгущавшиеся апрельские сумерки.
– Нет, спасибо. Сегодня я на машине. Моя «тойота» после ремонта как новенькая.
Энтони кивнул и привычным жестом шлепнул рукой по карману брюк. Его лицо вдруг расплылось в улыбке. Он даже приостановился.
– Кстати! Совсем забыл сказать: я со среды не курю.
– Серьезно? – Синтия одобрительно закивала.
– Все благодаря тебе, – с довольным видом произнес он. – Я вспомнил, как ты сказала, что это мне страшно не идет и что дымить в собственном доме ты не позволяешь никому, и… – Он развел руками и вдруг погрустнел.
Они подошли к стоянке и, остановившись у входа, повернулись друг к другу. Энтони медленно поднял руку и, едва касаясь нежной кожи Синтии, провел пальцем по ее щеке.
– Если бы ты знала, сколько раз за эти дни я мысленно побывал в твоем доме. Понятия не имею, много ли в нем комнат и мебели, но, мне кажется, я теперь знаю его, как свой собственный…
В котором живешь с Эрнестин, в отчаянии подумала Синтия. Ей снова захотелось плакать, но удалось совладать с собой. Боже! Она, Синтия Макгарви, такая независимая, сильная, терпеливая превращается в нюню, слабачку и влюбленную дуреху. Более того, желает больше всего на свете, чтобы сегодняшний день со всеми его переживаниями, радостями и откровениями длился бесконечно.
Молчание затянулось.
– Очень рада, что ты бросил курить, – произнесла Синтия, чувствуя, что должна как можно скорее остаться наедине со своими мыслями. – Пообещай, что навсегда, – прибавила она полушутливым тоном. Казаться не вполне серьезной давалось с большим трудом.
– Обещаю, – без тени веселости ответил Энтони.
Взглянув в его волшебные глаза, исполненные горести и почти любви, Синтия в необъяснимом порыве последний раз взяла его за руки, приподнялась на цыпочки и коснулась его губ своими. Поцелуй – столь желанный, неожиданный и невозможно быстротечный – обжег, зачаровал. Почувствовав, что, если пробыть рядом с Энтони секундой дольше, она больше не сможет без него, Синтия поспешно разжала руки, прошептала «пока» и торопливо, почти бегом пошла к своей машине.
Спину, до тех пор пока она не села внутрь, опалял горячий взгляд самых любимых в мире глаз.
Ехать домой – в квартиру, которую выбрала и жаждала богато отделать Эрнестин, – у Энтони не было ни малейшего желания. Дабы подольше не возвращаться в привычный постылый мир, он даже решил, что переночует в эту ночь в гостинице, а утром встанет пораньше, чтобы успеть заехать домой и переодеться перед работой. Прежде же хотелось посмаковать необыкновенные чувства, привести в порядок мысли и подумать, нельзя ли найти выход.
Проехав квартала два, он остановился у кафе, окна которого манили приглушенным розовато-желтым светом, вошел внутрь, сел за дальний столик, заказал чашку кофе и погрузился в раздумья. Они нужны друг другу – он Синти, а она ему. А с Эрнестин они только скандалят. Наверное, и ей нужен другой мужчина; с одним из своих прежних чикагских поклонников она наверняка могла бы быть куда более счастлива…
Запретные мысли пугали и вместе с тем дарили надежду; от волнения, точно после спирт-ного, кружилась голова. Описать состояние, в котором он пребывал, было невозможно. Настроение поминутно прыгало от эйфории до отчаяния, сердце то замирало в неясном предвкушении нескончаемых радостей, то сжималось от бескрайней грусти. Он то с удивлением рассматривал руки, не веря, что полчаса назад они держали ладони Синтии, то вдруг вспоминал об Эрнестин и сжимал пальцы в кулаки. Нестерпимо хотелось курить, но теперь он не мог нарушить обещание.
По прошествии какого-то времени – может, часа, а может, и пяти – время теперь шло как будто по иным, непостижимым законам – Энтони достал телефон, вдруг возгоревшись желанием позвонить Синтии. Он успел лишь открыть записную книжку, когда в голову пришла мысль, что лучше не стоит до поры до времени ее тревожить. Рука замерла над кнопками.
До поры… Если получится что-то изменить, если я стану вдруг свободен и получу право печься о другой женщине…
Он прикрыл глаза. На губах заиграла улыбка. В воображении только начали вырисовываться картины иной, наполненной радостью жизни, когда трубка в руке тревожно задребезжала. Не взглянув на экран, Энтони поднес ее к уху и выдохнул:
– Бридж.
– Привет, это Нэнси.
Энтони в первую же секунду почувствовал, что услышит нечто такое, из-за чего от радужных грез придется навек отказаться: голос кривляки Нэнси Гринстоун прозвучал до странного напряженно.